Волк и семеро козлят
Жила-была коза с козлятами. Уходила коза в лес есть траву шелковую,
пить воду студеную. Как только уйдет - козлятки запрут избушку и сами
никуда не выходят. Воротится коза, постучится в дверь и запоет:
- Козлятушки, ребятушки!
Отопритеся, отворитеся!
Ваша мать пришла - молока принесла;
Бежит молоко по вымечку,
Из вымечка по копытечку,
Из копытечка во сыру землю!
Козлятки отопрут дверь и впустят мать. Она их покормит, напоит и опять уйдет в лес, а козлята запрутся крепко-накрепко.
Волк подслушал, как поет коза. Вот раз коза ушла, волк побежал к избушке и закричал толстым голосом:
- Вы, детушки!
Вы, козлятушки!
Отопритеся,
Отворитеся,
Ваша мать пришла,
Молока принесла.
Полны копытцы водицы!
Козлята ему отвечают:
- Слышим, слышим - да не матушкин это голосок! Наша матушка поет тонюсеньким голосом и не так причитает.
Волку делать нечего. Пошел он в кузницу и велел себе горло
перековать, чтоб петь тонюсеньким голосом. Кузнец ему горло перековал.
Волк опять побежал к избушке и спрятался за куст.
Вот приходит коза и стучится:
- Козлятушки, ребятушки!
Отопритеся, отворитеся!
Ваша мать пришла - молока принесла;
Бежит молоко по вымечку,
Из вымечка по копытечку,
Из копытечка во сыру землю!
Козлята впустили мать и давай рассказывать, как приходил волк, хотел их съесть.
Коза накормила, напоила козлят и строго-настрого наказала:
- Кто придет к избушечке, станет проситься толстым голосом да не
переберет всего, что я вам причитываю, - дверь не отворяйте, никого не
впускайте.
Только ушла коза, волк опять шасть к избушке, постучался и начал причитывать тонюсеньким голосом:
- Козлятушки, ребятушки!
Отопритеся, отворитеся!
Ваша мать пришла - молока принесла;
Бежит молоко по вымечку,
Из вымечка по копытечку,
Из копытечка во сыру землю!
Козлята отворили дверь, волк кинулся в избу и всех козлят съел. Только один козленочек схоронился в печке.
Приходит коза; сколько ни звала, ни причитывала - никто ей не
отвечает. Видит - дверь отворена, вбежала в избушку - там нет никого.
Заглянула в печь и нашла одного козленочка.
Как узнала коза о своей беде, как села она на лавку - начала горевать, горько плакать:
- Ох вы, детушки мои, козлятушки!
На что отпиралися-отворялися,
Злому волку доставалися?
Услыхал это волк, входит в избушку и говорит козе:
- Что ты на меня грешишь, кума? Не я твоих козлят съел. Полно горевать, пойдем лучше в лес, погуляем.
Пошли они в лес, а в лесу была яма, а в яме костер горел. Коза и говорит волку:
- Давай, волк, попробуем, кто перепрыгнет через яму?
Стали они прыгать. Коза перепрыгнула, а волк прыгнул, да и ввалился в горячую яму.
Брюхо у него от огня лопнуло, козлята оттуда выскочили, все живые, да - прыг к матери! И стали они жить-поживать по-прежнему.
Ворона Жил да был старик. Поехал об афанасьеве дне в гости со старухой. Сели
рядом, стали говорить ладом. Ехали-попоехали, по ногам дорогой.
Хлобыстнул кобылу бичом трехузлым. Угнал ночью верст пять-шесть,
оглянулся — тут и есть,— еще и с места не подался! Дорога худая, гора
крутая, телега немазаная.
Ехал-попоехал, до бору доехал. В бору стоит семь берез, восьмая сосна
виловата. На той сосне виловатой ку-кушечка-горюшечка гнездо свила и
детей свела. Негде взялась скоробогатая птица, погуменная сова — серы
бока, голубые глаза, портеное подоплечье, суконный за-воротник, нос
крючком, глаза по ложке, как у сердитой кошки. Гнездо разорила и детей
погубила и в землю схоронила.
Пошла кукушечка, пошла горюшечка с просьбой к зую праведному. Зуй
праведный по песочку гуляет, чулочки обувает, сыромятные коты. Наряжает
синочку-рассылочку, воробушка-десятника к царю-лебедю, к
гусю-губернатору, павлину-архиерею, коршуну-исправнику, грачу-становому,
к ястребу-уряднику, к тетереву польскому — старосте мирскому.
Собрались все чиновники и начальники: царь-лебедь, гусь-губернатор,
павлин-архиерей, коршун-исправник, грач-становой, ястреб-урядник,
тетерев польской — староста мирской, синочка-рассылочка,
воробей-десятник и из уездного суда тайна полиция: сыч и сова, орел и
скопа.
— Что есть на белом свете за скоробогатая птица, по-гуменная сова,
белы бока, голубые глаза, портеное подо-плечье, суконный заворотник?
И добрались, что ворона.
И присудили ворону наказать: стряхнули о грядку ногами и зачали секчи по мягким местам, по ледвеям. И ворона возмолилася:
— Кар-каратаите, мое тело таратаите, никаких вы свидетелей не спрошаите!
— Кто у тя есть свидетель?
— У меня есть свидетель воробей.
— Знаем мы твоего воробья — ябедника, и клеветника, и потаковщика.
Крестьянин поставил нову избу — воробей прилетит, дыр навертит;
крестьянин избу затопляет, тепло в избу пропущает, а воробей на улицу
выпущает... Неправильного свидетеля сказала ворона!
И ворону наказывают пуще того. И ворона возмолилася:
— Кар-каратаите, мое тело таратаите, никаких вы свидетелей не спрошаите!
— Кто у тя есть свидетель?
— У меня есть свидетель жолна.
— Знаем мы твою жолну — ябедницу, клеветницу и потаковщицу! Стоит в
роменью липа, годится на божий лик и на иконостас. Жолна прилетит, дыр
навертит; дождь пошел, липа изгнила,— не годится на иконостас; после
того и лопаты из нее не сделати! Неправильного свидетеля опять сказала!
И пуще того ворону стегают по ледвеям и по передку. Опять ворона возмолилася:
— Кар-каратаите, мое тело таратаите, никаких вы свидетелей не спрошаите!
— Кто у тя есть свидетель?
— У меня есть свидетель последний — дятел!
— Знаем мы твоего дятла — ябедника, клеветника и потаковщика!
Крестьянин загородил новый огород, и дятел прилетел, жердь передолбил, и
две передолбил, и три передолбил; дождь пошел, огород рассеялся и
разва-
лился; крестьянин скот на улицу выпущает, дятел в поло пропущает.
И ворону наказали, от грядки отвязали. Ворона крылышки разбросала, лапочки раскидала...
— Из-за кукушечки, из-за горюшечки, из-за ябедницы я, ворона —
праведница... Ничем крестьянина не обижаю: поутру рано на гумнешко
вылетаю, крылышками разметаю, лапочками разгребаю,— тем себе и нищу
добываю! Она кукушечка, она горюшечка, она ябедница, она клеветница!
Крестьянин нажал один суслон,— кукушечка прилетит и тот одолбит! Больше
того под ноги спустит!..
И выслушали Воронины слова. И ворону подхватили, в красный стул
посадили. Кукушечку-горюшечку, в наказание ей, в темный лес отправили на
тридцать лет, поглянется — живи весь век! И теперь кукушечка в лесу
проживает и гнезда себе не знает!
Ворона и рак Летела ворона по-над морем, смотрит: рак ползет,— хап его! И понесла в
лес, чтобы, усевшись где-нибудь на ветке, хорошенько закусить. Видит
рак, что приходится пропадать, и говорит вороне:
— Эй, ворона, ворона! Знал я твоего отца и мать — славные были люди!
— Угу! — ответила ворона, не раскрывая рта.
— И братьев и сестер твоих знаю, что за добрые были люди! Угу!
— Да все же хоть они и хорошие люди, а тебе не ровня. Мне сдается, что разумнее тебя никого нет на свете.
Понравились эти речи вороне, каркнула она во весь рот и упустила рака в море.
> --> |