Заяц
Летит по снегу позёмка, метёт сугроб на сугроб... На кургане поскрипывает сосна:
— Ох, ох, кости мои старые, ноченька-то разыгралась, ох, ох...
Под сосной, насторожив уши, сидит заяц.
— Что ты сидишь, — стонет сосна, — съест тебя волк. — убежал бы.
— Куда мне бежать, кругом бело, все кустики замело, есть нечего...
— А ты порой, поскреби.
— Нечего искать, — сказал заяц и опустил уши.
— Ох, старые глаза мои, — закряхтела сосна, — бежит кто-то, должно быть, волк, — волк и есть.
Заяц заметался.
— Спрячь меня, бабушка...
— Ох, ох, ну, прыгай в дупло, косой.
Прыгнул заяц в дупло, а волк подбегает и кричит сосне:
— Сказывай, старуха, где косой?
— Почём я знаю, разбойник, не стерегу я зайца, вон ветер как разгулялся, ох, ох...
Кот Васька У Васьки-кота поломались от старости зубы, а ловить мышей большой был охотник Васька-кот.
Лежит целые дни на тёплой печурке и думает — как бы зубы поправить...
И надумал, а надумавши, пошёл к старой колдунье.
— Баушка, — замурлыкал кот, — приставь мне зубы, да острые, железные, костяные-то я давно обломал.
— Ладно, — говорит колдунья, — за это отдашь мне то, что поймаешь в первый раз.
Поклялся кот, взял железные зубы, побежал домой. Не терпится ему ночью, ходит по комнате, мышей вынюхивает.
Вдруг мелькнуло что-то, бросился кот, да, видно, промахнулся.
Пошёл — опять метнулось.
«Погоди же! — думает кот Васька, остановился, глаза скосил и
поворачивается, да вдруг как прыгнет, завертелся волчком и ухватил
железными зубами свой хвост.
Откуда не возьмись явилась старая колдунья.
— Давай, — говорит, хвост по уговору. Заурлыкал кот, замяукал,
слезами облился. Делать нечего. Отдал хвост. И стал кот — куцый. Лежит
целые дни на печурке и думает: «Пропади они, железные зубы, пропадом!»
Гусак
Идут с речки по мёрзлой траве белые гуси, впереди злой гусак шею вытягивает, шипит:
— Попадись мне кто, — защиплю.
Вдруг низко пролетела лохматая галка и крикнула:
— Что, поплавали! Вода-то замёрзла.
— Шушура! — шипит гусак.
За гусаком переваливаются гусенята, а позади — старая гусыня. Гусыне
хочется снести яйцо, и она уныло думает: «Куда мне, на зиму глядя, яйцо
нести?»
А гусенята вправо шейки нагнут и пощиплют щавель и влево шейки нагнут и пощиплют.
Лохматая галка боком по траве назад летит, кричит:
— Уходите, гуси, скорей, у погребицы ножи точат, свиней колют и до вас, гусей, доберутся.
Гусак на лету, с шипом, выхватил галке перо из хвоста, а гусыня расколыхалась:
— Вертихвостка, орёшь — детей моих пугаешь.
— Щавель, щавель, — шепчут гусенята, — помёрз, помёрз.
Миновали гуси плотину, идут мимо сада, и вдруг по дороге им навстречу
бежит голая свинья, ушами трясёт, а за ней бежит работник, засучивает
рукава.
Наловчился работник, ухватил свинью за задние ноги и поволок по
мёрзлым кочкам. А гусак работника за икры с вывертом, шипом щипал,
хватом хватал.
Гусенята отбежали, смотрят, нагнув головы. Гусыня, охая, засеменила к мёрзлому болоту.
— Го, го, — закричал гусак, — все за мной!
И помчались гуси полулетом на двор. На птичьем дворе стряпуха точила
ножи, гусак к корыту подбежал, отогнал кур да уток, сам наелся, детей
накормил и, зайдя сзади, ущипнул стряпуху.
— Ах, ты! — ахнула стряпуха, а гусак отбежал и закричал:
— Гуси, утки, куры, все за мной!
Взбежал гусак на пригорок, белым крылом махнул и крикнул:
— Птицы, все, сколько ни есть, летим за море! Летим!
— Под облака! — закричали гусенята.
— Высоко, высоко! — кокали куры.
Подул ветерок. Гусак посмотрел на тучку, разбежался и полетел.
За ним прыгнули гусенята и тут же попадали — уж очень зобы понабили.
Индюк замотал сизым носом, куры со страху разбежались, утки, приседая,
крякали, а гусыня расстроилась, расплакалась — вся вспухла.
— Как же я, как же я с яйцом полечу!
Подбежала стряпуха, погнала птиц на двор. А гусак долетел до облака.
Мимо треугольником дикие гуси плыли. Взяли дикие гуси гусака с собой за
море. И гусак кричал:
— Гу-уси, куры, утки, не поминайте ли-ихом...
Рачья свадьба
Грачонок сидит на ветке у пруда. По воде плывёт сухой листок, в нём — улитка.
— Куда ты, тётенька, плывёшь? — кричит ей грачонок.
— На тот берег, милый, к раку на свадьбу.
— Ну, ладно, плыви.
Бежит по воде паучок на длинных ножках, станет, огребнется и дальше пролетит.
— А ты куда?
Увидал паучок у грачонка жёлтый рот, испугался.
— Не трогай меня, я — колдун, бегу к раку на свадьбу.
Из воды головастик высунул рот, шевелит губами.
— А ты куда, головастик?
— Дышу, чай, видишь, сейчас в лягушку хочу обратиться, поскачу к раку на свадьбу.
Трещит, летит над водой зелёная стрекоза.
— А ты куда, стрекоза?
— Плясать лечу, грачонок, к раку на свадьбу...
«Ах ты, штука какая, — думает грачонок, — все туда торопятся».
Жужжит пчела.
— И ты, пчела, к раку?
— К раку, — ворчит пчела, — пить мёд да брагу.
Плывёт краснопёрый окунь, и взмолился ему грачонок:
— Возьми меня к раку, краснопёрый, летать я ещё не мастер, возьми меня на спину.
— Да ведь тебя не звали, дуралей.
— Всё равно, глазком поглядеть...
— Ладно, — сказал окунь, высунул из воды крутую спину, грачонок прыгнул на него, — поплыли.
А у того берега на кочке справлял свадьбу старый рак. Рачиха и рачата
шевелили усищами, глядели глазищами, щёлкали клешнями, как ножницами.
Ползала по кочке улитка, со всеми шепталась — сплетничала.
Паучок забавлялся — лапкой сено косил. Радужными крылышками трещала
стрекоза, радовалась, что она такая красивая, что все её любят.
Лягушка надула живот, пела песни. Плясали три пескарика и ёрш.
Рак-жених держал невесту за усище, кормил её мухой.
— Скушай, — говорил жених.
— Не смею, — отвечала невеста, — дяденьки моего жду окуня...
Стрекоза закричала:
— Окунь, окунь плывёт, да какой он страшный с крыльями.
Обернулись гости... По зелёной воде что есть духу мчался окунь, а на нём сидело чудище чёрное и крылатое с жёлтым ртом.
Что тут началось... Жених бросил невесту, дав воду; за ним — раки,
лягушка, ёрш да пескарики; паучок обмер, лёг на спинку; затрещала
стрекоза, насилу улетела.
Подплывает окунь — пусто на кочке, один паучок лежит и тот, как мёртвый...
Скинул окунь грачонка на кочку, ругается:
— Ну, что ты, дуралей, наделал... Недаром тебя, дуралея, и звать-то не хотели...
Ещё шире разинул грачонок жёлтый рот, да так и остался — дурак дураком на весь век.
> --> |